«Ни на минуту не подумайте, что вы сами пришли в монастырь – Господь вас привел»

Эти слова преподобного Варсонофия Оптинского сохранил в своем дневнике другой Оптинский старец — преподобный Никон. Они относились ко времени, когда в самом начале двадцатого века послушник Николай Беляев, будучи юношей, только переступил порог Оптинского скита Иоанна Предтечи, начиная свое восхождение к святой жизни через духовное наставление Преподобного отца Варсонофия.

В эти же годы, когда в российском обществе уже набирала силу революционная буря, отец Леонид (Гиляревский Леонид Иванович) посвятил себя пастырскому служению в Николо-Сольбинском женском монастыре, и это, конечно, во многом его характеризует – без чистой веры в Господа достойно пройти это многолетнее поприще было бы невозможно, ведь паствой его были сестры во Христе, приведенные самим Господом во святую обитель. Преподобные отцы образно сравнивают монашеское общежитие с лечебницей человеческих душ, где очень не просто происходит исцеление от страстей человеческого мира – это является отправной точкой, а главной целью становится стремление к идеалам ангельского жития через принятие и исполнение монашеских обетов и принесение молитвы за весь человеческий мир.

Тринадцать лет отец Леонид принимал исповедь во грехах, устранял недоумения и наставлял на путь Христианских ценностей монашествующих сестер и паломников, приходящих в Сольбинский монастырь за примером чистого служения Господу под покровительством Святителя Николая – эти созидательные годы закончились во времена революционной смуты, когда обитель была насильственно закрыта в 1918 году.

Так об этом в своих воспоминаниях о годах работы в Переславском краеведческом музее написал митрофорный протоиерей Владимир (Елховский)

«… С Гагаринскими Новоселками я провозился весь январь месяц. В штате музея за это время прибавился еще один сотрудник: Шура Кузьмин, переславский гимназист. Ему Михаил Иванович поручил вывозку вещей из Бектышева из Самсоновского имения, а меня он забрал в дальний рейс в Загорье – имение Нарышкиных – и в Сольбу, в только недавно разогнанный женский монастырь. Спешность этого дальнего рейса была вызвана для Смирнова следующими соображениями: во-первых, нужно было спасать от расхищения в имении Нарышкиных то, что еще можно было спасти, во-вторых, побывать с той же целью в разогнанном в декабре месяце монастыре и в-третьих, и это, пожалуй, главное, улизнуть из Переславля от очень щекотливого дела: местный совет назначил на энное число февраля произвести вскрытие мощей преподобного Даниила в Даниловском монастыре. Вопрос этот остро затрагивал религиозные чувства верующих всего города, грамотные люди же люди знали давно, что в раке ничего, кроме костей нет. Еще в 1911 году в книжке того же Михаила Ивановича было напечатано «покаяние архимандрита Варлаама» по поводу этих мощей. Покаяние это было написано еще при Петре I. Знал это и папа, и это очень его мучило, ходил он нервными шагами по комнате и горько сетовал на высшие церковные власти за обман, за который сейчас приходится расплачиваться духовенству.

Итак, мы уехали. В Нагорье ночевали у нашей родственницы Евдокии Петровны Касаткиной, свояченицы дяди Арсения, в их двухэтажном деревянном доме. Наутро выехали в Загорье. Там мы почти ничего уже не застали. Во втором этаже старого деревянного флигеля нашли комнату, на аршин от пола заваленную большими толстыми книгами. Разобрал я их. Отобрал для музея экземпляров сто, все больше различных сводов законов. Взяли еще очень недурной портрет масляными красками одного из Нарышкиных. Побеседовали с мужичками. Они сказали, что кроме книг, тут было много писем, но они их все выкурили. «А интересные были письма?» — спрашиваем. «Всяко было, но были и дюже антирестные. Один какой-то Нарышкин был во Франции во время французской революции и все описывал, что там делается.  А потом написал: не дай Бог, если у нас так будет». – Ну, и куда же вы это письмо девали?» — «Тоже выкурили». Так мы и уехали отсюда, можно сказать, с пустыми руками.

В Сольбинском монастыре застали полный разгром. Здесь орудовали «коммунары». Председателем коммуны был из Нагорья агроном Секретов. Его жена не могла обедать с коммунарами в общей столовой, и ей готовили отдельно и посылали на квартиру. В коммуну вошли самые недоброкачественные элементы из окрестных деревень. Едет коммунар в «командировку» за 15 километров в село Нагорье, запрягает хорошую монастырскую лошадь и берет на дорогу, против всего прочего, полтора десятка яиц. В Нагорье хорошую лошадь оставляет у себя дома, а свою плохую запрягает и возвращает в коммуну. Никто на это не обращает внимание. Все это мне рассказала одна монашенка, вошедшая было в коммуну, а теперь жестоко в ней разочаровавшаяся и горькими слезами оплакивавшая свой неосторожный шаг. Ели коммунары до отвалу, сколько хотели. Нас накормили так, что из-за стола трудно было подняться. Гречневая каша буквально плавала в русском масле. Немудрено, что при таких порядках от когда-то зажиточного монастыря в два месяца ничего не осталось, а когда стало нечего тащить, то и в коммуне стало незачем оставаться, и она распалась. Все коммунары возвратились в свое первобытное состояние.

В монастырском храме ничего музейного мы не нашли, он сделался приходским для окружающих деревень. Но по весне и священник отец Леонид Гиляревский ушел оттуда, перепросившись у епископа Дамиана (Воскресенского) в Рыбаки, на место уехавшего отца Леонида Веселовского. Ему папа и сдал свой временный рыбацкий приход. …»

Монастырское общежитие сестер было упразднено советской властью, но отец Леонид не оставил своего призвания, не пошатнулся в обновленческий раскол и продолжил свое служение Господу – с 1918 года он начал пастырское служение в Храме Святых Сорока Севастийских Мучеников Переславля-Залесского, был возведен в сан протоиерея, а затем принял послушание благочинного отца.

После ареста органами НКВД в 1937 году долгие десятилетия судьба отца Леонида была точно не известна его семье, и более того, в советские годы гонений на Церковь сама по себе попытка сохранить память являлась опасностью для всей осиротевшей семьи «врага народа» – семейные фотографии были утрачены.

В 2014 году с помощью Божией был пролит свет на участь отца Леонида – удалось получить копию архивного дела НКВД. По основанному на выдуманных фактах приговору совершена была казнь и захоронение в неизвестной братской могиле, без должного христианского напутствия — но и в деле НКВД не оказалось, к сожалению, фотографии отца Леонида.

При первой же возможности материалы дела были переданы потомкам отца Леонида и в восстановленную в наши дни Сольбинскую обитель – это послужило началом новых открытий. Правнучка Татьяна по зову сердца не оставляла надежды и усилий обрести память своего прадедушки – он собрала воедино и бережно хранила все сохранившиеся семейные воспоминания и архивы, и это позволило дополнить сведения о жизни отца Леонида. Общие усилия были направлены на то, чтобы правда о жизни отца Леонида была доступна для верующих людей и стала для них ориентиром и помощью.

Время шло, и вот в момент, когда казалось, что надежды найти фотографию отца Леонида почти нет, на сайте Сольбинского монастыря были выложены отправленные в обитель материалы о нем и приложены архивные фотографии, на которой отец Леонид вместе с настоятельницей Макарией и сестрами монастыря был запечатлен в начале двадцатого века.

После первых моментов чистой радости, это чудесное обретение показалось невозможным – ведь сколько было уже сделано по человеческим меркам усилий и построено предположений, которые не принесли результата. Но и эта тень сомнений была развеяна – историк Сольбинского монастыря Константин Копков подтвердил, что с 1904 года по середину 1917 года в Сольбинской обители служил только один священник – Гиляревский Леонид Иванович, и что другого батюшки, кроме него, на этой памятной летней фотографии не могло быть.

Слава Богу за оказанную помощь и милость – мы получили возможность осознано вглядеться в лица людей, которые через подвиг молитвы положили свою жизнь как лепту во имя нашего спасения во Христе

Со Святыми упокой, Господи, усопших раб Твоих – отца Леонида, игуменью Макарию, сестер Сольбинской обители и святыми их молитвами прости наши прегрешения